Пресса, Свежие новости

29.01.2015 | Интервью Андрея Князева для газеты «Невское Время»

Лидер группы «КняZz» рассказал «НВ», как ушёл из «Короля и Шута», почему пишет страшилки и ностальгирует по восьмидесятым

13 февраля подведут итоги одной из самых ожидаемых битв года рок-музыкантов за любовь радиослушателей – подведение итогов премии «Чартова дюжина». Среди номинантов – «Кукрыниксы», «Ночные снайперы», «Ляпис Трубецкой» и многие другие. Впервые за всю историю существования премии церемония пройдёт одновременно в Москве и Петербурге, а прямые включения позволят публике одного концерта узнать, что происходит на другом. В Петербурге в рамках награждения в клубе «Космонавт» выступят «Алиса», «Мельница», «Анимация», Mordor, «Копенgageн» и «КняZz».

До концерта корреспондент «НВ» встретился с лидером группы «КняZz» и экс-музыкантом «Короля и Шута» Андреем Князевым, чтобы узнать, как рождаются тексты-страшилки и о чём ностальгируют повзрослевшие панки.

– Андрей, панки создали себе вполне узнаваемый образ: дерзкие пацаны с немытыми волосами и вечным криком: «Хой!» Вам уже за сорок. Взрослеют ли панки?

– Элементы панк-рока в творчестве используют многие команды во всём мире, и эти группы сильно отличаются друг от друга. Но сами люди, которые исполняют такую музыку, необязательно должны быть панками и исповедовать эту культуру поведения. По поводу «Короля и Шута» я всегда говорил, что наши рамки шире просто панка, а себя определял не как представителя определённой субкультуры, а как творческую личность. Да, иногда мне нравилось красить волосы и носить косухи, но со временем я понял: моё мышление рационально, а панки анархичны. Анархия в моём случае проявляется только в самой природе творчества: когда ты попадаешь в состояние вдохновения, всё вокруг теряет свою структуру, начинается хаос, и нужно суметь реализовать то, что приходит в голову.

– Доля иррационального и мистического в ваших текстах зашкаливает. Расскажите, откуда в вас желание писать страшилки? Вам мало ужасов в жизни?

– Как раз-таки много, во всех сферах жизни. И мои тексты в некотором отношении – один из возможных путей борьбы со страхами…

– …с вашими страхами?

– С моими – прежде всего. Но не только: страхи всего человечества примерно одинаковы. В творчестве я выступаю за естественность происходящего. Я пишу песню, словно фильм снимаю. В кино я люблю те работы, которые реальны. То есть, если персонажи попадают в какую-то мистическую обстановку, я ценю, когда они ведут себя без утрированных глупостей. Потому что, когда герой идёт в тёмную комнату, зная, что там сидит маньяк, такое кино становится неинтересным. Исключение – в фэнтезийных фильмах: мы же не знаем, как может вести себя хоббит в реальности, и анализировать его поведение по аналогии с человеческим не можем.

– И мне подумалось, что некоторые лирические герои ваших текстов – в своём роде… хоббиты?

– Не совсем! (Смеётся.) Иногда я действительно показываю искажённую психику, но она берётся не из маньячества, а естественно формируется, когда человек одинок. Тот, кто крутится в социуме, действует, исходя из навязанных шаблонов. А глубоко одинокий человек погружается в дебри своих фантазий и безумств.

– Достоевщина?

– Может быть. Но мне нужно уложить содержание в короткую песню, поэтому я и использую сказочность – без этого такая тема становится диагнозом. Общество всегда будет хотеть, чтобы его удивляли, поэтому мистика и самокопание – залог того, что слушатель сможет найти для себя что-то новое. Но ведь не все персонажи у меня мрачные! Я очень люблю весёлых и безбашенных героев, противостоящих общественному мнению, которому они обязательно бросают вызов.

– А зачем?

– Потому что человек, не выходящий за рамки общественных стереотипов, не способен заглянуть за грань матрицы, которая его окружает. Общество необъективно и лицемерно. Система хороша, когда она работает во благо какой-то цели. Но разным людям нужна разная система – в воспитании, в самореализации, в становлении. То, что помогало мне, может навредить окружающим. Вот, например, я бросил пить и курить – и это сейчас моя система, но навязывать такой образ жизни никому не намерен.

– Тяжко вам дался уход из «КиШа»?

– Все проблемы перекрывались очень сильным стремлением к цели, которую я себе поставил. Многие пророчили бессмысленность моего действия и абсолютную неудачу. Прогнозы оказались неверными, потому что, когда мы смотрим на человека со стороны, не всегда можем понять, что им движет. Мною двигало желание выразить свой мир, и я понимал, что в «КиШе» это сделать уже невозможно. Меня обвиняли, что я бросил группу, но постороннему взгляду было недоступно, что происходило внутри. Миха Горшенёв (солист группы «Король и Шут». – Прим. авт.) стал уходить в область театральных проектов, ему хотелось, чтобы его начала лицезреть публика, тонко понимающая драматургию его перевоплощений, а не орущие толпы фанатов. Но он как раз стал заложником образа и уже не мог от него отказаться. Это был его путь. Мой путь другой: я хочу не эксплуатировать образ, а жить на сцене, поэтому мы очень часто обновляем программу.

– Вы ездите по фестивалям и выступаете с концертами – как бы вы оценили, что происходит в современной рок-музыке?

– На самом деле сейчас я не совсем понимаю… что именно должно происходить. Может быть, необходимо наступление анархических безумцев, которые будут вызывать бешенство у людей и тем самым привлекать внимание? Может, должна появиться интеллектуальная прослойка культурных рокеров, которые будут интересны своим образом мышления? А может, нужна система в рок-музыке, которая бы помогала становиться на рельсы молодым командам, как это происходит на Западе? Я не знаю. Но мне кажется, что ничего значительного не происходит.

– А почему не происходит?

– За последние десять лет цивилизация совершила огромный скачок, но далеко не в духовном плане. Да, благодаря интернету у людей появился доступ к информации. Но сколько всего нас отвлекает от истинных действий! Музыки тоже становится много. Раньше мы дорожили каждой пластиночкой, попавшей в руки, а теперь – скачиваем кучи альбомов, которые даже не успеваем слушать. Уходит живое общение. Многие научились красиво выражать свои мысли на компьютере, но не могут донести их публике. Мы постепенно уходим в виртуальный мир. Возможно, против этого и будут бунтовать новые рокеры? Потому что бунтовать против государства бессмысленно.

По сравнению, скажем, с 90-ми годами мы живём очень даже хорошо: ведь культом того времени становились фильмы вроде «Бригады», в которых утверждалась идея законности хорошей жизни, отобранной у других. Физическая сила взяла верх над интеллектом. Тогда и произошло общее падение морали, которое мы до сих пор расхлёбываем. О какой помощи ближнему можно говорить, когда не знаешь, выживешь ли сам. И культура полетела к чертям…

– В песне «Социальная программа» вы поёте: «Верните мне мой рок-н-ролл!» Кто должен его вернуть?

– На самом деле это скорее ностальгическая фраза. Мне очень нравится рок-н-ролл 80-х годов, наполненный яркими лидерами, каждый из которых занял свою нишу: Костя Кинчев, Борис Гребенщиков, Виктор Цой, Юрий Шевчук. Они были не только музыканты, но и деятели, идеологи, формировавшие свою рок-н-ролльную ветку, свою эйфорию. Конечно, я ностальгирую, потому что не вижу ничего подобного сейчас. И проблема эта комплексная. Нет актуальных тем, публика выражает недоверие, благодаря соцсетям кумиры становятся ближе – нет нужды ходить на концерты. Я помню, как смотрел выступление любимых артистов по телевизору и снимал их в это же время на плёнку. Какое было умиротворение, когда лицо кумира проступало во время проявки фотографии! Какая радость потом была подарить получившиеся открытки друзьям!

– Но ведь и сам процесс записи музыки был совсем другим, помните?

– О да, сейчас-то у меня руки развязаны! (Смеётся.) Помню, у меня был магнитофон «Соната-216» со встроенным микрофоном. Всё, что я придумывал, записывал прямо на него. Потом, когда он начал стареть, я всячески пытался вернуть его к жизни, поскольку это была единственная возможность работать. Позже купил диктофон и записывал всё на него. Но мне этого было мало – хотелось же делать аранжировки! Я брал у товарища ещё один магнитофон, включал сочинённую композицию, а на второй параллельно записывал то, что подыгрывал. Запись получалась отвратительной, но идея была понятна. С появлением компьютерных программ я могу записывать и редактировать каждую дорожку отдельно, а современные технологии позволяют мне носить свою персональную звукостудию в кармане – спасибо смартфонам.

Раньше музыка писалась на бобину – и был оправдан винил, теперь – всё в цифре. Но сейчас я прихожу к тому, что нужно от компьютера возвращаться обратно к гитаре, потому что гитарные ходы иногда дают ту красоту импровизации, какую не сможет просчитать программа. Раньше нужно было хорошо сыграть на ужасном звуке, а теперь можно ужасно играть, но всё равно звучать хорошо. Получается, что сегодня за счёт технологий я могу звучать, как Карлос Сантана, и мало кто из неискушённой публики поймёт, как это получилось. Но вы же понимаете: слушать лучше всё-таки Сантану. Музыка должна быть в руках профессионалов. Потому что творческая личность – это прежде всего труженик, человек с огромной самоотдачей к своему делу. И я действительно ностальгирую по хорошей музыке. Мода на рок прошла, но альтернативы так и не появилось. Поп-музыка, хип-хоп, рэп, классика, электронная… Ничто не может это заменить. Поэтому, что бы ни происходило, я уверен: рок-н-ролл жив. И будет жить.

Интервью для газеты «Невское Время»
Автор: Светлана ЖОХОВА
Фото: Максим ПЕТРОВ